Чтобы добиться правды от интроверта, необходимо установить с ним личную связь. Он должен чувствовать себя в безопасности. Решительное наступление на него, подобное тому, какое Кэтрин предприняла на Кобба, сразу заставило бы Халлерштайна замкнуться.
Кэтрин покачала головой:
– А вы ведь были нашей последней надеждой. – Она вздохнула, бросила взгляд на Селлитто, который, к счастью, сумел без особого труда изобразить разочарованного добродушного полисмена, скорчившего мрачную гримасу и тоже сокрушенно покачивающего головой.
– Надеждой? – переспросил Халлерштайн.
– Человек, приобретший эти часы, совершил очень серьезное преступление. У нас была единственная нить.
На лице Халлерштайна появилось выражение искренней озабоченности, но Кэтрин Дэнс в своей практике встречала множество прекрасных актеров. Она положила фотографию обратно в сумочку.
– Часы, которые вы видели, нашли рядом с его жертвами.
Взгляд продавца застыл на мгновение. Он явно был сильно потрясен.
– Убийство?
– Да. Прошлой ночью были убиты два человека. Рядом с их телами были оставлены двое часов. Возможно, в качестве некоего послания. Пока мы не уверены. – Кэтрин нахмурилась. – Все очень непонятно. Если бы я хотела кого-то убить и оставить какой-то знак, я бы не стала прятать его на расстоянии тридцати футов от жертвы. Я бы оставила его гораздо ближе и на открытом месте. Короче говоря, мы просто ничего не знаем.
Кэтрин внимательно следила за его реакцией. На ее хорошо продуманное признание в собственной беспомощности Халлерштайн отреагировал так же, как и любой другой не знакомый с ситуацией человек, – просто сочувственно покачал головой. Будь он убийцей, он скорее всего выдал бы «реакцию узнавания», главным образом концентрирующуюся в зоне вокруг глаз и носа, делая вид, что ее слова не совпадают с тем, что ему известно. Он бы подумал: я ведь оставил их рядом с телом. Зачем кому-то пришло в голову их передвигать? А эта мысль неизбежно сопровождалась бы весьма специфическими жестами и движениями.
Опытный лжец способен минимизировать «реакцию узнавания» так, что большинство даже не заметят ее, но «радар» Кэтрин работал на полную мощность, и она решила, что владелец магазина успешно прошел тест. Она была уверена, что он на месте преступления не был.
Кэтрин поставила сумочку на прилавок.
Лон Селлитто отвел руку от бедра, где все это время держал ее.
Впрочем, работа Кэтрин только начиналась. Они установили, что Халлерштайн не является убийцей, но он, вне всякого сомнения, владеет какой-то информацией. И Кэтрин была преисполнена решимости ее вытянуть.
– Мистер Халлерштайн, убитые умерли жуткой смертью.
– Погодите-ка, я вспомнил, они были в новостях. Мужчину, кажется, раздавили металлическим брусом? А другого бросили в реку. Да-да, было в новостях.
– Верно.
– И… те часы были там?
Он чуть было не произнес «мои часы». Но все-таки не произнес…
Вести его надо с предельной осторожностью, напомнила себе Кэтрин.
Она кивнула.
– У нас есть основания думать, что убийца на этом не остановится. И, как я уже говорила, вы были нашей последней надеждой. На отслеживание других торговцев, которые могли продать ему часы, уйдет несколько недель.
На лице Халлерштайна вновь появилось выражение озабоченности.
Смятение легко прочитывается на человеческом лице, но оно может возникнуть в результате множества самых разных эмоций: глубокого сочувствия, боли, разочарования, горя, растерянности. И только кинезика способна указать настоящий его источник, если сам человек не желает делиться информацией со следователем.
Кэтрин Дэнс внимательно изучала глаза Халлерштайна, его пальцы, поглаживавшие лежащий перед ним часовой механизм, язык, касающийся уголков губ. И внезапно она поняла: Халлерштайн демонстрирует характерную реакцию запуганного.
Он боится… за собственную безопасность.
Понятно…
– Мистер Халлерштайн, если вы вспомните что-то такое, что поможет нам в расследовании, мы со своей стороны полностью гарантируем вашу безопасность. – Взгляд в сторону Селлитто, который тут же кивнул в подтверждение ее слов. – В случае надобности мы поставим полицейского у входа в ваш магазин.
Халлерштайн поигрывал крошечной отверткой. Кэтрин вновь извлекла фотографию из сумочки:
– Взгляните еще разок. Может быть, что-то и вспомните.
Ему не было нужды смотреть еще раз. Он весь как-то осел, наклонился вперед, опустив голову. Кэтрин поняла, что Халлерштайн быстро переходит в «состояние принятия».
– Извините. Я вам солгал, – прошептал он.
Кэтрин давала ему возможность найти какое-нибудь извинение своей лжи – сказать, к примеру, что рассмотрел фотографию недостаточно внимательно или что был смущен. Но Халлерштайна, по всей видимости, не заботили оправдания. Настало время чистосердечных признаний, простых и ясных.
– Я сразу узнал эти часы. Дело в том, что он пригрозил, что, если я кому-нибудь скажу, он вернется, расправится со мной, уничтожит все мои часы, всю коллекцию! Но я ничего не знал ни о каких убийствах. Клянусь. Я подумал, что он просто сумасшедший.
Нижняя челюсть торговца тряслась, он опустил руку на часовой механизм, над которым работал. Этот жест Кэтрин интерпретировала как проявление отчаянных поисков поддержки и утешения.
Впрочем, она почувствовала и кое-что еще. Эксперты по кинезике должны уметь различать, на что реагируют их клиенты: на вопросы, которые им задаются, или на факты, которые им сообщаются. Халлерштайна, конечно, очень обеспокоило сообщение об убийствах, он боялся за собственную безопасность и за безопасность своих сокровищ, но его реакция явно была чрезмерной.